Некоторые религиозные традиции несут в мир зло, толкают людей на подлые и жестокие поступки. Нельзя найти оправдание женоненавистничеству и кастовой дискриминации, которые поощряются религиями. Но какими бы ни были религиозные традиции, прекрасными или отвратительными, они объединяют людей, одновременно отделяя их от соседей. Со стороны религиозные расхождения, разделяющие людей, часто выглядят пустяковыми, и Фрейд высмеивал одержимость человечества «нарциссизмом малых различий»[122]. Но в истории и политике эти незначительные различия могут иметь огромное значение. Например, если вы гей или лесбиянка, то выбор места жительства между Израилем, Ираном и Саудовской Аравией будет для вас в буквальном смысле вопросом жизни и смерти. В Израиле ЛГБТ-сообщество защищено законом, и некоторые раввины даже освящают браки между двумя женщинами. В Иране геи и лесбиянки подвергаются систематическим преследованиям – вплоть до смертной казни. А в Саудовской Аравии до 2018 года лесбиянки не имели права водить автомобиль – просто потому, что они женщины, и не важно, какая у них сексуальная ориентация.

Вероятно, самый яркий пример сохранения значимости и влияния традиционной религии в современном мире можно наблюдать в Японии. В 1853 году американский флот вынудил Японию открыться внешнему миру. Начался быстрый и чрезвычайно успешный процесс модернизации страны. Через несколько десятилетий она превратилась в сильное бюрократическое государство, которое опиралось на науку, капитализм и новейшие военные технологии, смогло победить Китай и Россию, оккупировать Тайвань и Корею, а затем уничтожить американский флот в Перл-Харборе и разгромить европейские колонии на Дальнем Востоке. Однако Япония не стала слепо копировать Запад. Государство стремилось сохранить свою уникальность и добиться того, чтобы его граждане были верны Японии, а не науке, модернизации или какому-то абстрактному глобальному сообществу.

Для этого власти Японии обратились к древней религии синто, которую сделали краеугольным камнем японской идентичности. По сути, японское государство заново изобрело синтоизм. Традиционный синтоизм был пестрой смесью анимистических верований в разных богов, духов и призраков, и у каждой деревни или храма имелись свои любимые божества и обычаи. В конце XIX и начале XX века японское государство создало официальную версию синтоизма, исключив из нее многие местные традиции. Этот «государственный синтоизм» был дополнен современными идеями о национальности и расе, позаимствованными японской элитой у европейских империалистов. Все элементы буддизма, конфуцианства и самурайской феодальной этики, которые могли быть полезны для усиления преданности государству, тоже пошли в дело. В довершение всего главным принципом синтоизма стало поклонение японскому императору, который провозглашался прямым потомком богини солнца Аматэрасу и живым богом[123].

На первый взгляд эта странная смесь старого и нового кажется крайне неподходящей для страны, ступившей на путь стремительной модернизации. Живой бог? Анимистические духи? Феодальная этика? Все это больше подошло бы племени эпохи неолита, чем современному промышленно развитому государству.

Тем не менее все получилось. Япония модернизировалась с головокружительной скоростью, а у населения формировалась фанатичная преданность государству. Самым явным свидетельством успеха государственного синтоизма стал тот факт, что Япония первой в мире разработала и применила высокоточные управляемые ракеты. За несколько десятилетий до того, как США создали «умную бомбу», и к тому времени, когда нацистская Германия начала разработку ракет «Фау-2», японцы уже потопили десятки вражеских кораблей с помощью «крылатых бомб», которыми управляли пилоты-смертники, известные как камикадзе. Если сегодня точность наведения управляемых ракет обеспечивают компьютеры, то во время Второй мировой войны Япония использовала обычные самолеты, начиненные взрывчаткой и управляемые людьми, готовыми пожертвовать собой. Такая готовность к самопожертвованию была следствием презрения к смерти, которое культивировал государственный синтоизм. Таким образом, камикадзе появились благодаря синтезу передовых технологий и передовой религиозной индоктринации[124].

Сознательно или нет, но многие правительства сегодня идут по японскому пути. Они используют универсальные инструменты и структуры современности – и в то же время опираются на традиционные религии, стремясь сохранить национальную идентичность. Аналогами государственного синтоизма в Японии в той или иной мере можно считать православие в России, католицизм в Польше, шиитский ислам в Иране, ваххабизм в Саудовской Аравии, иудаизм в Израиле. Какой бы архаичной ни выглядела религия, толика воображения и грамотная интерпретация почти всегда соединят ее с новейшими технологиями и самыми сложными современными институтами.

Порой ради укрепления своей уникальной идентичности государства создают абсолютно новые религии. Ярчайший пример этого можно наблюдать сегодня в бывшей японской колонии – КНДР. Северокорейский режим воспитывает своих граждан с помощью фанатичной государственной религии чучхе. Это смесь марксизма-ленинизма, некоторых древних корейских традиций, расистской веры в уникальную чистоту корейской расы и обожествление семьи Ким Ир Сена. Никто не называет Кимов потомками богини солнца, но им поклоняются с таким усердием, с каким не чтили ни одного бога в истории. Возможно, памятуя о поражении Японской империи, жрецы северокорейской религии чучхе упорно настаивали на добавлении в волшебное зелье ядерного оружия, называя его разработку священным долгом, ради которого можно пойти на самые большие жертвы[125].

Независимо от того, как будут развиваться технологии, мы вправе ожидать, что споры о религиозной идентичности и религиозных ритуалах по-прежнему будут влиять на использование технологий и сохранять способность вызвать мировой пожар. Почему бы не использовать для разрешения богословских споров о средневековых текстах самые современные ядерные ракеты и «умные бомбы»? Религии, обряды и ритуалы продолжат сохранять свое значение до тех пор, пока возможности человечества будут зависеть от сотрудничества масс, а сотрудничество масс – от веры в общие мифы.